Неточные совпадения
Следом за ними выехал и Демид Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адрианополем и много натерпевшийся на веку своем:
горел в огне и прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и выгоревшими усами.
И как грянула она, а за нею
следом три другие, четырехкратно потрясши глухо-ответную землю, — много нанесли они
горя!
Был белый утренний час; в огромном лесу стоял тонкий пар, полный странных видений. Неизвестный охотник, только что покинувший свой костер, двигался вдоль реки; сквозь деревья сиял просвет ее воздушных пустот, но прилежный охотник не подходил к ним, рассматривая свежий
след медведя, направляющийся к
горам.
И
след ее существованья
Пропал, как будто звук пустой,
И мать одна во мрак изгнанья
Умчала
горе с нищетой.
И эту-то тишину, этот
след люди и назвали — святой, возвышенной любовью, когда страсть
сгорела и потухла…
Видишь ли, Вера, как прекрасна страсть, что даже один
след ее кладет яркую печать на всю жизнь, и люди не решаются сознаться в правде — то есть что любви уже нет, что они были в чаду, не заметили, прозевали ее, упиваясь, и что потом вся жизнь их окрашена в те великолепные цвета, которыми
горела страсть!..
Далее и далее все стены
гор и все разбросанные на них громадные обломки, похожие на монастыри, на исполинские надгробные памятники, точно
следы страшного опустошения.
Они сами должны были читать историю края на песках, на каменных скрижалях
гор, где не осталось никаких
следов минувшего.
Сбегающая с
гор вода быстро скатывается вниз, не оставляя позади себя особенно заметных
следов.
Забрав свой трофей, я возвратился на бивак. Та м все уже были в сборе, палатки поставлены,
горели костры, варился ужин. Вскоре возвратился и Дерсу. Он сообщил, что видел несколько свежих тигриных
следов и одни из них недалеко от нашего бивака.
В долине реки Адимил произрастают лиственные леса дровяного и поделочного характера; в
горах всюду видны
следы пожарищ. На релках и по увалам — густые заросли таволги, орешника и леспедецы. Дальше в
горах есть немного кедра и пихты. Широкие полосы гальки по сторонам реки и измочаленный колодник в русле указывают на то, что хотя здесь больших наводнений и не бывает, но все же в дождливое время года вода идет очень стремительно и сильно размывает берега.
Теперь дикие свиньи пошли в
гору, потом спустились в соседнюю падь, оттуда по ребру опять стали подниматься вверх, но, не дойдя до вершины, круто повернули в сторону и снова спустились в долину. Я так увлекся преследованием их, что совершенно забыл о том, что надо осматриваться и запомнить местность. Все внимание мое было поглощено кабанами и
следами тигра. Та к прошел я еще около часа.
Между их устьями есть
гора Ломаза-Цзун [Лао-ма-цзы-гоу — тигровый
след.], далее будут речки Мыдагауза [Май-да-гоу-цзы — большая каменноугольная долина.] (6 км) и
гора того же имени и наконец речка Сяо-Шибахе [Сяо-си-бей-хэ — малая северо-западная река.] (25 км).
Изучение
следов. — Забота о путнике. — Зверовая фанза. —
Гора Тудинза и верховья реки Лефу. — Кабаны. — Анимизм Дерсу. — Сон
Через час я вернулся к своим. Марченко уже согрел чай и ожидал моего возвращения. Утолив жажду, мы сели в лодку и поплыли дальше. Желая пополнить свой дневник, я спросил Дерсу,
следы каких животных он видел в долине Лефу с тех пор, как мы вышли из
гор и начались болота. Он отвечал, что в этих местах держатся козули, енотовидные собаки, барсуки, волки, лисицы, зайцы, хорьки, выдры, водяные крысы, мыши и землеройки.
Перед рассветом с моря потянул туман. Он медленно взбирался по седловинам в
горы. Можно было ждать дождя. Но вот взошло солнце, и туман стал рассеиваться. Такое превращение пара из состояния конденсации в состояние нагретое, невидимое, в Уссурийском крае всегда происходит очень быстро. Не успели мы согреть чай, как от морского тумана не осталось и
следа; только мокрые кустарники и трава еще свидетельствовали о недавнем его нашествии.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в
гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных
следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Следы. — Хунхузы. — Дерсу на разведках. — Перестрелка. — Чжан Бао. — Река Дунгоу. —
Гора Хунтами. — Река Мулумбе. — Озеро Благодати. — Река Каимбе. — Грибная фанза. — «Каменная кожа». — Путь на реку Санхобе. — Отъезд Н.А. Пальчевского и А.И. Мерзлякова
Безличность математики, внечеловеческая объективность природы не вызывают этих сторон духа, не будят их; но как только мы касаемся вопросов жизненных, художественных, нравственных, где человек не только наблюдатель и следователь, а вместе с тем и участник, там мы находим физиологический предел, который очень трудно перейти с прежней кровью и прежним мозгом, не исключив из них
следы колыбельных песен, родных полей и
гор, обычаев и всего окружавшего строя.
Жизнь… жизни, народы, революции, любимейшие головы возникали, менялись и исчезали между Воробьевыми
горами и Примроз-Гилем;
след их уже почти заметен беспощадным вихрем событий. Все изменилось вокруг: Темза течет вместо Москвы-реки, и чужое племя около… и нет нам больше дороги на родину… одна мечта двух мальчиков — одного 13 лет, другого 14 — уцелела!
Бежит Помада под
гору, по тому самому спуску, на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному
следу, на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно темных окон, два окна смотрят, словно волчьи глаза в овраге.
Вот шагом потянулись в
гору экипажи с дамами, тяжело переваливаясь с кочки на кочку и оставляя на траве измятый светло-зеленый
след; под ногами лошадей хлюпает и шипит вода.
Ураган ринулся к Ярославлю, оставляя
следы разрушения более чем на сотни верст; было много убитых и раненых. Ночью в районе урагана, среди обломков в Лефортове и в роще
горели костры, у которых грелись рабочие и жители, оставшиеся без крова.
— Гроб, предстоящий взорам нашим, братья, изображает тление и смерть, печальные предметы, напоминающие нам гибельные
следы падения человека, предназначенного в первобытном состоянии своем к наслаждению непрестанным бытием и сохранившим даже доселе сие желание; но, на
горе нам, истинная жизнь, вдунутая в мир, поглощена смертию, и ныне влачимая нами жизнь представляет борение и дисгармонию, следовательно, состояние насильственное и несогласное с великим предопределением человека, а потому смерть и тление сделались непременным законом, которому все мы, а равно и натура вся, должны подвергнуться, дабы могли мы быть возвращены в первоначальное свое благородство и достоинство.
Хаджи-Мурат вспомнил свою мать, когда она, укладывая его спать с собой рядом, под шубой, на крыше сакли, пела ему эту песню, и он просил ее показать ему то место на боку, где остался
след от раны. Как живую, он видел перед собой свою мать — не такою сморщенной, седой и с решеткой зубов, какою он оставил ее теперь, а молодой, красивой и такой сильной, что она, когда ему было уже лет пять и он был тяжелый, носила его за спиной в корзине через
горы к деду.
— Вчера у окна подсматривал, — рассказывала Вершина. — Забрался в сад, когда мы ужинали. Кадка под окном стояла, мы подставили под дождь, — целая натекла. Покрыта была доской, воды не видно, он влез на кадку да и смотрит в окно. А у нас лампа
горит, — он нас видит, а мы его не видим. Вдруг слышим шум. Испугались сначала, выбегаем. А это он провалился в воду. Однако вылез до нас, убежал весь мокрый, — по дорожке так мокрый
след. Да мы и по спине узнали.
Мне сказали на площади, что ты пошел вниз, под
гору, я за тобой
следом; гляжу: сидишь смирнехонько подле какого-то старичка; вдруг как будто б тебя чем обожгло, как вскочишь да ударишься бежать!
На повороте около склада Бобров заметил даму в амазонке, спускавшуюся с
горы на крупной гнедой лошади, и
следом за нею — всадника на маленьком белом киргизе.
Когда мы были сильны и молоды, мы
горели возвышенными чувствами и упивались благородными идеями; но мы делали это исключительно для собственного употребления, забывая, что горение и упоение необходимо обеспечить, если хочешь, чтоб они не изгибли в будущем без
следа.
На пленника возведши взор,
«Беги, — сказала дева
гор, —
Нигде черкес тебя не встретит.
Спеши; не трать ночных часов;
Возьми кинжал: твоих
следовНикто во мраке не заметит».
От этой героической эпохи остались и до сих пор кое-какие достоверные
следы: крутая дорога в балке Кефало-Вриси, проведенная английскими саперами, итальянское кладбище на верху балаклавских
гор между виноградниками, да еще при плантаже земли под виноград время от времени откапывают короткие гипсовые и костяные трубочки, из которых более чем полвека тому назад курили табак союзные солдаты.
Она нерешительно обувает сандалии, надевает на голое тело легкий хитон, накидывает сверху него покрывало и открывает дверь, оставляя на ее замке
следы мирры. Но никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой утренней мгле. Милый не дождался — ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко. На востоке над волнами
гор холодно розовеет небо перед зарею. Вдали белеют стены и дома иерусалимские.
На расспросы: что? как? — нарочный сказал: «Пустился я из дому под
гору к Зыбинскому селу, торопя лошадь большою рысью; а сам все посматриваю по сторонам, нет ли
следов; но так как снежок-то должно выпал под самое утро, то и
следов никаких не было.
Любопытна в этом отношении выходка дедушки, который говорит, что «в прежнее время люди охотнее упражнялись нынешнего в разговорах, касающихся поправления того-сего; разговоры же сии вели вполголоса или на ушко, дабы лишней какой беды оные кому из нас не нанесли; следовательно, громогласие между нами редко слышно было; беседы же получали от того некоторый блеск и вид вежливости, которой
следы не столь приметны ныне; ибо разговоры, смех,
горе и все, что вздумать можешь, открыто и громогласно отправляется».
«В прежнее время, по словам дедушки, разговоры сии вели вполголоса или на ушко, дабы лишней какой беды оные кому из нас не нанесли; следовательно, громогласие между нами редко слышно было; беседы же получали от того некоторый блеск и вид вежливости, которой
следы не столь приметны ныне: ибо разговоры, смех,
горе и все, что вздумать можешь, открыто и громогласно отправляется».
Но как бы то ни было, мы нашими россказнями причинили Селивану много
горя: его обыскивали, осматривали весь его лес и самого его содержали долгое время под караулом, но ничего подозрительного у него не нашли, и
следов виденной нами убитой женщины тоже никаких не оказалось.
Домик и местишко до этой поры переходили из рук в руки без всякого заявления властям и без всяких даней и пошлин в казну, а все это, говорят, писалось у них в какую-то «китрать», но «китрать» эта в один из бесчисленных пожаров
сгорела, и тот, кто вел ее, — умер; а с тем и все
следы их владенных прав покончились.
И мокрый утренний туман
Рассеял ветер пробужденный,
Он обнажил подошвы
гор,
Пустой аул, пустое поле,
Едва дымящийся костер
И свежий
след колес — не боле.
Однажды близ кагульских вод
Мы чуждый табор повстречали;
Цыганы те, свои шатры
Разбив близ наших у
горы,
Две ночи вместе ночевали.
Они ушли на третью ночь,
И, брося маленькую дочь,
Ушла за ними Мариула.
Я мирно спал; заря блеснула;
Проснулся я: подруги нет!
Ищу, зову — пропал и
след.
Тоскуя, плакала Земфира,
И я заплакал!.. с этих пор
Постыли мне все девы мира;
Меж ими никогда мой взор
Не выбирал себе подруги,
И одинокие досуги
Уже ни с кем я не делил.
Афанасий Власьич,
Тебе со мной ломаться не расчет.
Ты думный дьяк, да только ведь и мы
Не из простых. Иным словечком нашим
Тебе не
след бы брезгать. В
гору может
Оно поднять, да и с
горы содвинуть!
Ну, говори ж, да не утаи, дружок:
Ведь до рожденья этого Хрестьяна
В совете быть король уж перестал
С своею королевой?
Беда с крепким сердцем знакомится, втихомолку кровавой слезой отливается, да на сладкий позор к добрым людям не просится: твое ж
горе, девица, словно
след на песке, дождем вымоет, солнцем высушит, буйным ветром снесет, заметет!
На подушках остался
след ее головы, и она испуганно хотела взбить их, чтобы уничтожить впадину, но раздумала, — и всю ночь, стыдливо кутаясь в жесткое больничное одеяло,
сгорая от стыда, от счастья, от любви, целовала свою беленькую девичью подушку.
Лебедкина (бросая бумагу в печь). Посмотрите, как весело
горит: как быстро исчезают строчки! Вот даже и пепел улетел в трубу, не осталось и
следа моего долга.
Теперь-то он совершенно спокоен был насчет урока, и вчерашнее
горе не оставило в нем никаких
следов.
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные
следыЦаревичу младому Хлору
Взойти на ту высоку
гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает, —
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.
На запятнанной стене висела одна и та же картина, изображавшая двух голых женщин на берегу моря, и только их розовые тела становились все пестрее от мушиных
следов да увеличивалась черная копоть над тем местом, где зимою чуть ли не весь день
горела керосиновая лампа — «молния».
Говорит Ярило: «Ты не плачь, не тоскуй, Мать-Сыра Земля, покидаю тебя ненадолго. Не покинуть тебя на́время —
сгореть тебе дотла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я нáвремя тепла и света, опадут на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу… Придет время, пошлю к тебе вестницу — Весну Красну́,
следом за Весною я сам приду».
Была пора, и в сердце молодом
Кипела страсть, не знавшая преград;
На каждый бой с бестрепетным челом
Я гордо шел, весенним грозам рад.
Была пора, огонь
горел в крови,
И думал я, что песнь моя сильна,
Что правды луч, что луч святой любви
Зажжет в сердцах озлобленных она.
Где ж силы те, отвага прежних лет?
Сгубила все неравная борьба.
И пустота — бесплодной жизни
след —
Ждет неизбежная, как древняя судьба.
Поцелуи мои, вероятно, были горячи, потому что лицо Ольги
горело, как в огне. На нем не было и
следа только что пролитых слез…
Наезднику в
горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный
следИ не одну прорвал кольчугу.